Хранья появляется на свет в грязном и богом забытом Детройте, откуда люди бегут, словно крысы, где дома заброшены и опустошены, словно накануне случился конец света, и где белых так мало, а черных гетто так много, что становится не совсем понятно, кто на самом деле теперь находится в гетто, и кто теперь в меньшинстве.
Хранья — нежеланный, неухоженный ребенок потасканной проститутки, которая спустя пару лет сдохнет не то от инфаркта, не то от передоза; целыми днями она посвящена исключительно самой себе, и старается пореже выходить из комнаты, чтобы не потревожить мать с очередным клиентом. Либо, напротив, до поздней ночи шатается по улицам и заброшенным зданиям, которых в Детройте едва ли не больше, чем жилых: любимым местом подрастающей Храньи становится огромная танцевальная студия, продуваемая всеми ветрами, полуразрушенная и оскверненная, но все еще отчасти величественная. Там, перед треснувшим по диагонали зеркалом, она может представить себя принцессой в изгнании, как в одной из старых книжек, что мать когда-то притащила ей для развлечения и бросила в углу, не озаботившись тем, что для начала неплохо бы научить Хранью читать.
В школе у нее все идет не слишком хорошо, да и сама школа в их районе города представляет собой печальное зрелище. Хранья растет вместе с уровнем детройтской преступности, ходить по улицам становится совсем уж небезопасно, но за нее некому беспокоиться, кроме старушки-соседки, что иногда приглашает ее на пирог и дарит приятные мелочи под Рождество. Мать с каждым годом выглядит все хуже, кричит все громче, а некоторые из ее мужчин поглядывают на Хранью очень странно — ей это совершенно не нравится.
Периодически в их дом приходит высокий парень по имени Айдан; его она запоминает отчетливо, потому что мать каждый раз с неохотой открывает дверь, долго орет и не торопится уединяться с ним в спальне. Хранья слышит, как они ссорятся, и как Айдан сначала что-то тихо втолковывает, но потом все равно повышает голос, и как она зачем-то уговаривает его остаться, или хотя бы дать денег, или забрать с собой чертову девчонку, раз уж на то пошло. Хранья понимает, что речь идет о ней, но не может понять, зачем Айдану может понадобиться ее забирать, и почему мама считает, будто он ей обязан. В конце концов она решает об этом не думать, потому что на вопросы все равно никто не собирается отвечать.
Хранью находят четвертого ноября тысяча девятьсот девяносто девятого года сидящей в обшарпанной ванной в обнимку с окоченевшим телом. Находят по наводке от все той же неравнодушной старушки, которая слишком немощна, чтобы самостоятельно проверить дом, и поднимает тревогу на пятый день после того, как соседи куда-то исчезают, оставив в кухне включенным свет. Полицейские не особенно-то вежливы, когда пытаются оттащить девчонку от трупа, они задают вопросы, пытаются что-то ей втолковать — бесполезно; девятилетняя Хранья смотрит озлобленным волчонком, крепче сжимает пальцы и отказывается произнести хоть слово. Психиатр диагностирует какое-то нервное расстройство, ее отдают в патронажную семью: сначала в одну, через пару недель уже в другую, потом в третью. Никому не нужен нервный и агрессивный немой ребенок, страдающий от ночных кошмаров и категорически не желающий идти навстречу взрослым.
Хранью долго лечат, помещают в приют, но после нескольких столкновений с другими детьми, которые заканчиваются раз от раза все хуже — одной девочке она поджигает волосы, где-то стащив спички, — ее приходится окончательно изолировать и перевести на домашнее обучение. К шестнадцати годам ее признают недееспособной, по совершеннолетию назначают государственного опекуна, и Хранья даже не пытается оспорить это решение: она по-прежнему молчит, хотя все вокруг уверены, что это ее немота — сознательный протест.
С возрастом ее поведение уже не вызывает столь сильные опасения. Хранью считают не то социопаткой, не то аутисткой, но, так или иначе, стационарное лечение оканчивается. Она получает возможность практически самостоятельно жить и работать, устраивается уборщицей в офис и демонстрирует некоторые успехи в попытках распоряжаться своими финансами. Доступ к личному счету ограничивает опекун, поэтому лишь к двадцати трем годам Хранья, наконец, узнает, какая сумма на самом деле ей принадлежит. Цифры кажутся ей колоссальными даже с учетом всех возможных льгот и государственных дотаций, но попытки выяснить, откуда они взялись, ни к чему не приводят. Имя спонсора ровным счетом ни о чем ей не говорит. Возможно, потому что является липовым чуть более, чем полностью.
Хранья очень хочет семью, и чтобы можно было заниматься тем, чем хочется ей самой: не отчитываться каждый месяц о своих тратах, не приходить на стандартные встречи с опекуном и государственными врачами, не... слишком много "не", и еще этот чертов Детройт, за долгие годы ставший ненавистным. Возможно, поэтому, когда на пороге однажды появляется Айдан, приглашающий ее уехать из города, Хранья, поколебавшись, говорит "да".
И лишь спустя несколько секунд осознает, что она, оказывается, говорит.