| | Воспоминания, они такие осязаемые. Словно по крылу бабочки провести — вот они, эта легкая пыльца. Они мерцают, переливаются, открывая новые грани уже приевшихся моментов. Воспоминания — одна из самых чудесных вещей, которую я видел за свои тысячи прожитых лет. Они дают тебе мудрость, ничего не требуя взамен. Разве что боли и очередного разочарования в себе самом и людях, которые тебя окружают. Воспоминания — это пазлы, которые мы складывали, будучи детьми. И из этих пазлов складывается наша душа. Только со временем краска пазла трескается, полностью разваливаясь, и вся душа теряется в пространстве этих воспоминаний. Круг замыкается.
Мои воспоминания прячутся за развалинами моих миров, которые когда-то в детстве были для моей семьи святым. Сейчас семья – самое святое, что для нас существует. Но помнить нам приходиться о многом. Каждое утро начинается с воспоминаний о ней. Ре-бек-ка. Моя святая сестра, нежный ангел в нашей семье. Наверное, это понимал не только я, но и Кол, и Элайджа, и даже Финн с Хенриком, что в сестру родители любили больше. Единственная девочка, она была радостью для каждого из нас. Я помню её светящиеся глаза, когда, протягивая ей руку, я решался брать сестру с собой в лес. Оберегать Ребекку было хобби в нашей семье, где любовь родителей не всегда передавалась нужными путями.
С детства я запоминал самые незначительные вещи. Они не были очень глубокими, уникальными или неповторимыми, но они были, и я хотел помнить их. Хотя может в какой-то момент моя память меня подводила, стирая что-то слишком значимое, но я всё равно помнил своё прошлое. Я помнил удары Майкл, помнил каждый взгляд моей матери на меня, но молчал. Молчал уже позже, проходя мимо Элайджи, опуская руку на плечо сестры, волнующейся за меня. Я помнил эти моменты.
В ту ночь, когда мой брат меня предал, я пообещал себе отомстить. Понимая то, что это он делал для меня и брага нашей семьи, я не мог смириться с тем, что один из самых дорогих мне людей выбрал сторону того, кто меня ненавидел. И позже, когда мы стали такими монстрами, я осознавал, что мы семья, похожая друг на друга больше, чем кто-либо. Я даже помню, как мы клялись. Только сейчас эти воспоминания растеряли значимость этих слов.
Чуть позже, в году так тысяча четыреста девяносто втором, в этой наскучившей мне Англии, где нам пришлось остановиться, пока я отчаянно пытался отыскать способ снять заклятье, наложенное нашей матерью, блокирующее мои способности оборотня, мой брат повстречал её. Это было на балу, мне бы хотелось забыть об этом событие, но на эти воспоминания я потратил пятьсот сорок один год и вычеркнуть их из жизни нельзя уже никак. Её звали Катерина. Почему-то эта девочка с глазами цвета молочного шоколада и рома была так похожа на наше общее прошлое, желанную любовь, которая стёрлась ещё в далёких столетиях. Уже тогда я осознавал, что она ключ и не жалел о том, что делал. Я мстил Татье за то, что она играла сердцами меня и Элайджи, как отомстил Катерине за её побег. Но в тот миг я не подумал о своём брате, и это было главной ошибкой, которую, как и многие другие, он мне смог простить.
Как шелестят эти страницы, шелестит за окном листва. Осень умирает не единожды, осень умирает совсем одна. Баюкает ураганом заглушенные слова, сеет обиды, раздоры и срывается на хриплые рифмы. Осенью мы оказались в Новом Орлеане. Позже, только это место наша семья сможет назвать домом, а в тот момент это была очередная остановка в наших бегах от Майкла. Несколько столетий назад я заколол своего младшего брата Кола, опустил его тело на дно гроба и мы покинули Италию. Сейчас же вся наша семья желала покинуть судно и подкрепиться. Я прекрасно знал, что моя сестра считает меня монстром, осознавая, что повёл себя ужасно, убив разом почти весь экипаж корабля, но мне доставляло радость то, как кричат люди, как упиваются своей беспомощностью.
Воспоминания показывают мне все грехи, которые я причинил своему ангелу. Отбирая у сестры любовь, я нашёл себе сына. Марселус был частью нашей семьи, в которую вписался наилучшим образов. Любимец Элайджи, которому брат посвящал всё свободное время, радость для Ребекки и её преданный поклонник. Мой сын, воспитанник, ставший для меня важным звеном в жизни. Понимая, что я теряю его, я играл по своим правилам. В те годы я освободил своего младшего брата, решая развлекаться вместе с ним, прекрасная зная, что мою жестокость Кол примет с лёгкой рукой. Мы находили общий язык прекрасно, осознавая то, что у нас много общего, но я не мог долго подвергать Марселя опасности рядом с ним.
А потом я помню, как потерял всё. Свой город, своего сына и мечты сестры, которая любила сильно и безнадёжно. Только получившая счастья, Ребекка вынуждена была его из-за меня потерять. Новый Орлеан пылал огнём, а с ним и наши мечты на хорошее будущее.
В Чикаго двадцатых годов мне нравилось всё, что только позволялось. А позволялось тогда всё. Тогда в жизни моей сестры появился Стефан, ставший для меня единственным другой, а для Ребекки отдушиной, позволяющей смериться с утратой Марселя. Стефан был ужасен, ужасен так же, как и я. Но его устраивало то, каким он был в те годы и, наверное, именно тогда я понял, что нас объединяло – чувство власти и свободы.
Годы спустя я сижу в городе, который раньше был моим первым домом. Сейчас это место называется никак иначе, как Мистик-Фоллс. Несколько дней назад было снято проклятье солнца и луны, позволяющее мне полностью ощущать свою силу оборотня. Самое главное то, что теперь я свободен.
Блеф, ложь, недоправда. Недолюбовь, недочестность, недопонимание. Ты как старый виниловый проигрыватель. Ничего кроме шума не источаешь. А когда-то в твоей голове гулял ветер, солнце устраивало пляску со звездами – яркий хоровод. А ты был жив. Как когда-то тысячи лет назад.
Твой характер не изведан, он имеет свои темные углы и светлые стороны. И тёмных демонов слишком много, чтобы спасаться от них на чердаке старого поместья за третьим стеллажом с книгами. От них вообще лучше не спасаться. Ты проверял. А потом тебе надоело это.
Как и всё вокруг.
Ты просто монстр, которого гладить не стоит, руку тебе протягивать не надо, когда помилуешь, ждать не стоит. Ты убиваешь с жадностью дикого зверя, наслаждаешься мучениями жертвы, но чаще милосерден, сокращаешь жизнь быстро и почти не больно.
Ты бедствие. Ты топишь всех, кто имеет с тобой дело. Тянешь на дно холодными руками, перехватывая горло, что бы не вырвались. Что бы не брыкались. Тебя умоляют. Просят на коленях со слезами на глазах. Простят о пощаде. Ты монстр. У тебя нет жалости. Ты топишь всех. Ты топишь себя.
Тебя нужно было спасать от себя самого. Почему-то твоя семья этим и занимается.
Ты умеешь врать. Врать искусно, манипулирую окружающими, подчиняя себе. Не испытываешь угрызений совести, нет никакого чувства стыда или еще что-то типа того.
| | |
